По следам наших публикаций
На страницах «Ковровской недели» в апреле был опубликован очерк «Выжившие в концлагере». Речь в нем о семье ковровчан, год своего детства проживших в концентрационном лагере Палдиски. Публикация вызвала немало откликов. Ковровчане поделились с нами воспоминаниями своих родственников, которых уже нет в живых. Они – о годах войны, где бойцом был каждый, кому дорога Родина. В канун 80-летия Победы в Великой Отечественной войне мы передаем эти рассказы вам, дорогие читатели. Прочитанным поделитесь с близкими. Только так и живет народная память.
В заминированном концлагере
Рассказывают Светлана и Владимир Мишины, фермеры из села Осипово Ковровского района.
«Наша бабушка Мария Григорьевна Комарова родилась в деревне Холм Духовщинского района Смоленской области в 1937 году.
В 1941 году, когда немцы наступали на Москву, через села гнали плененных русских солдат. Немцы были не столь злобными, и если в селе упавшего в колонне солдата признавали родственником, братом, сыном, мужем и т.д., то его не пристреливали, а оставляли на выживание. Молва бежала впереди. И в селах люди прикрывали таким образом совершенно не знакомых солдат, выдавая их за своих родственников. Именно так мама нашей бабушки спасла солдата, выходила его. Поднявшись, он ушел в партизаны. Обратно в село немцы привезли его уже убитым. А бабушку с ее братом и мамой, как семью партизана, угнали в концлагерь. Он находился на территории нынешнего города Калининграда.
Бабушка вспоминала, что на территории концлагеря размещались бараки не только с русскими, но еще с поляками, венграми, румынами и пленными солдатами. Дети от взрослых содержались отдельно. Спали на матрасах, сплетенных из бумажного шпагата. На ногах носили деревянные башмачки с тряпочным верхом. В этом лагере детей и взрослых не клеймили. В любую погоду детей выгоняли на пруды, где они собирали улиток, которых высыпали в котел с очистками от немецкой кухни. Всплывшие панцири вынимали шумовкой, а баландой кормили детей. Под угрозой расстрела мама бабушки пробиралась под колючей проволокой к детскому бараку, чтобы принести хоть какую-то еду. Ею делились иностранцы, им помогала организация «Красный Крест».
Бабушка часто вспоминала момент освобождения лагеря, который был заминирован. В случае взятия лагеря американцами его бы взорвали. Взрыв был предотвращен подпольной организацией концлагеря при стремительном наступлении советской армии. По воспоминаниям бабушки, день был очень солнечный. Солдаты, которые освобождали лагерь, были не такие, как показывают в советских фильмах, а в копоти. Запомнились белки глаз на черных лицах и белоснежные зубы. На некоторых не было ни гимнастерок, ни обуви. Всё было разорвано. Запомнилось, как на руках выносили военнопленных солдат и клали их рядами на поле. Женщины, в том числе и мама нашей бабушки, по одной ложечке давали еду солдатам. Они просили больше, но было нельзя: это могло привести к смерти.
Целый год после освобождения из концлагеря бывших узников откармливали и восстанавливали. Но где именно это происходило – бабушка не помнит.
Вспоминала возвращение на Родину. Родная деревня была полностью сожжена немцами, на поле торчали лишь полуразрушенные печные трубы. Так как жить было негде, мама бабушки завербовалась на путевую машинную станцию, которая восстанавливала и строила новые железные дороги. Так и прошли, на колесах, детство и юность нашей Марии Григорьевны».
На работу в девять лет
«Другая бабушка, Клавдия Михайловна Мишина, родилась 1 октября 1933 года в деревне Пустынка Ковровского района. Про таких, как она, мало кто говорит, ведь у нее нет ни медалей, ни орденов, ни грамот… Но во время войны ей тоже пришлось не сладко.
В деревне, где она жила, не было никаких боевых действий. Ее отца призвали на войну в 1941 году. Он успел прислать только одно письмо, что прибыл на место. Следующим письмом была похоронка… Мама нашей бабушки осталась одна с маленькими детьми на руках… Чтобы хоть как-то помочь ей, наша Клавдия Михайловна пошла работать в местный колхоз. Туда для работы присылали комиссованных солдат.
Ей было всего 9 лет. Маленькая девочка с утра до позднего вечера помогала по кухне. Чистила овощи, помогала убирать посуду. За это ей давали продукты, их она приносила домой. Но и этого не хватало, голодала вся семья. Жили очень бедно, не в чем было ходить. Бабушка рассказывала, что у нее были всего одни валенки. Настолько истоптанные, что пришлось пришить кожаную подошву. В такой одежде и обуви ей было стыдно появляться на людях. Пришлось бросить школу. Даже когда закончилась война, она так и не смогла пойти учиться.
Первые годы после войны она так и жила в Пустынке, работала в колхозе. Потом вышла замуж, переехала к мужу в деревню Клячино. Работала в столовой, хлебопекарне и на предприятии.
Война сделала Клавдию Михайловну бережливой, заботливой и хозяйственной. Она не побоялась трудностей и тяжелой работы. Ей пришлось очень рано повзрослеть».
Газовая камера горела день и ночь
Воспоминаниями о своем дяде, Борисе Семёновиче Долгушеве, делится ковровчанка Татьяна Артемьева. Ей было пять лет, а старшей сестре десять, когда дядя рассказывал о войне. После его смерти, уже более подробно, девочкам о дяде рассказывала мать. В памяти осело: речь шла о лагере Освенцим.
«Мои предки из Евпатории, они переехали в Ковров по направлению партии, для работы на оружейном заводе. Тут и остались. Борис Семёнович, 1914 года рождения, был призван на фронт из Коврова с первых дней войны. В 1942 году, в одном из боев, был ранен и в беспамятном состоянии попал в плен.
Везли в теплушках, набитых пленными. Почти не кормили. Только на остановках мирные жители в щели совали им хлеб, за что немцы жестоко били прикладами. Высадили пленных в голом поле, огороженном колючей проволокой. Держали неделю под открытом небом, под палящим солнцем и проливным дождем, практически без еды и воды. Затем вновь в путь в теплушках, уже в концлагерь.
Дядя не любил вспоминать те ужасы. Когда мы с сестрой, маленькие, просили его поделиться воспоминаниями, он уходил в сад. Видимо, плакал. Потом успокаивался и рассказывал. Как брали кровь. Как работали на кирпичном заводе без отдыха допоздна. Как спали в бараках до 5 утра. А утром построение и, как дядя это называл, «раздача тумаков». Мы спрашивали: «За что били?». Он отвечал: «Да ни за что. Просто били и смеялись. А если не сразу падали, то сбивали с ног и били сапогами. Поэтому мы старались падать сразу, как только ударят. А мы и без того были обессиленные».
Слабых и евреев сортировали по прибытию в лагерь. Их ждала газовая камера. Она горела день и ночь. Этим пеплом немцы с самолетов удобряли поля. Узники работали, труд был изнуряющим. Дядя думал, что уже не выживет. Однажды их выстроили в ряд. Приехала немка, ходила по этим рядам и тыкала зонтом в пленных, которых отобрала. Дядя попал в отбор. Их отвезли на свиноферму. В обязанности входило содержать свиней. Работников кормили плохо. Пленные ели вместе с поросятами комбикорм, за счет чего и выжили. Немка по праздникам кидала своим работникам буханку хлеба и давала крынку молока. Одну на 15 человек! Узников утешало лишь то, что они не в лагере и пока еще живы.
Когда Красная Армия наступала, то работников вновь перевели в лагерь, для уничтожения. Но немцы сделать этого не успели. Наши солдаты, освобождая концлагерь в 1945 году, не выдерживали увиденного. Дядя рассказывал, что у одного бойца остановилось сердце…
Далее – путь реабилитации. Родные дядю не узнавали. Высокий мужчина, прежде крепкий и всегда румяный, весил после освобождения 48 килограммов. Были и допросы НКВД. Дяде светил еще один лагерь, уже наш. Спасло его знакомство с Василием Алексеевичем Дегтяревым. До войны дядя работал в цехе, где он руководил.
Борис Семёнович умер в 1966 году от рака желудка. Волнуюсь и плачу, когда рассказываю о нем…»
Подготовила Ольга Рождественская. Фото из семейных архивов наших читателей
